Он по-прежнему вставал первым и первым принимался хлопотать по хозяйству, но делал это без настроения и словно во сне. Все валилось у него из рук. Занятый своими мыслями, он путал детскую одежду, каша у него пригорала, и вместо того чтобы экономить ей время, он отнимал его у нее, заставляя исправлять его ошибки.

Эта рассеянность не покидала его и на протяжении всего дня. Клэри жаловалась, что, дав сена лошадям, он забывал про коров. Отправившись, как обычно, в поле, он, вместо того чтобы работать от зари до заката, как требовалось от хорошего хозяина, возвращался домой в середине дня. Вернувшись из школы, Лорена часто находила его в сарае, где он, взяв упряжь, которую надо было починить, так и стоял с ней в руках ничего не делая и словно погруженный в сон.

Недели три Лорена старалась не трогать его. Бывали дни, когда она сама не могла сосредоточиться на делах.

И тоже забывала о некоторых из них или делала их плохо, или просто ленилась. Она не была склонна устраивать трагедию из людских слабостей, потому что и сама была человеком и имела свои слабости.

Но со временем эта заторможенность Пи Ая стала выводить ее из себя. У каждого из них были свои обязанности, и она хотела, чтобы он выполнял их так же, как и она свои. Тяжелый труд был основой их существования. В прошлом, когда Пи Ай уезжал с Каллом, им приходилось трудиться больше обычного, чтобы, вернувшись, Пи мог удостовериться, что они все живы, а ферма стоит как стояла. Худо-бедно, но они справлялись с этим. Переделать все полевые работы было им не по плечу, но в остальном дела у них шли хорошо, так что с возвращением Пи Ая они еще долго не могли приспособиться к его присутствию. Вернувшись, Пи неизменно обнаруживал, что скот не пал, амбар не сгорел и все необходимое делалось, как надо.

Брать на себя дополнительную ношу, когда Пи Ай отсутствовал, — это одно, а взваливать ее на свои плечи, когда он был здесь, — совсем другое. Но досаднее всего была причина его страданий: он жалел, что не поехал с капитаном Каллом.

Шагнув из двери во двор, где дул пронизывающий ветер, Лорена повторила:

— Теперь жалеешь, что не поехал, да?

— Я жалею, что поехал капитан, — промолвил Пи Ай. — Лучше бы он бросил это дело.

— А чем бы он тогда стал заниматься? — спросила Лорена. — Он ничего не умеет делать, кроме как убивать людей.

— Это несправедливо, Лори, — сказал Пи Ай. Чего он не любил делать, так это спорить со своей женой Лореной по поводу капитана Калла, своего старого командира. И тем не менее сейчас он занимался именно тем, что спорил с ней, да еще на холодном ветру.

— Но это так, — возразила Лорена. — Во времена индейских беспорядков, возможно, была потребность в таких людях, как он, но те времена давно прошли.

— Ты же знаешь, что нужда в таких людях еще есть. Вспомни, что сделал Синий Селезень. И это лишь один из примеров, — произнес Пи Ай.

— Я не хочу вспоминать, что сделал Синий Селезень, — встрепенулась Лорена. — Я научилась выбрасывать такие вещи из головы. К этому меня приучила еще Клара.

— А при чем здесь Клара? Он никогда не трогал ее, — недоуменно проговорил Пи Ай. — Он тоже старался не вспоминать те ужасные времена, когда Синий Селезень — один из самых отъявленных головорезов-индейцев, терроризировавших равнины, — похитил Лорену. Гас Маккрае вызволил ее, и она осталась в живых. Оправившись от потрясения, она стала его женой. В те времена подобное часто происходило с людьми, жившими на границе. Сам он побывал более чем в двадцати стычках с индейцами, самой страшной из которых для него оказалась самая первая. Местные жители запомнили ее как сражение за каменные дома. Индейцы подожгли прерию и увели их лошадей, оставив их пешими в местах, где легко можно было умереть от голода. От голода они не умерли, но Пи Ай с тех пор был глуховат на левое ухо из-за того, что ошалевший от ужаса рейнджер в густом дыму саданул из своей винтовки, не подозревая, что всего в ярде от него целится с колена Пи Ай.

Времена были тяжелые, и Пи Ай сомневался, что занимался бы сейчас мирным фермерским трудом, не будь тогда у них во главе капитана с Гасом.

Клара Аллен, однако, жила в Небраске и, насколько ему было известно, ее не похищали такие головорезы, как Синий Селезень.

— Кларе тоже было несладко, — настаивала Лорена. — Кроме того, что случилось со мной, с людьми происходят и другие несчастья. Бог забрал у Клары троих мальчиков — всех, что у нее были. Вот у нас их трое. Каково бы нам было, если б все они умерли?

— Типун тебе на язык, — вздрогнул Пи Ай. — Пошли обратно в дом.

Разговор отрезвил его. Конечно, потерять детей было хуже, чем наполовину оглохнуть в бою. Сам он даже не допускал мысли о том, что может потерять детей. Лори права, как всегда. Удел у женщин тоже нелегкий, даже если им не приходится участвовать в боях.

— Клара страдала побольше моего, — заметила Лорена, опечаленная собственными словами. — Но осталась добрейшей души человеком. — Теперь, когда Клара постарела и выдала замуж своих дочерей, ее, похоже, все сильнее одолевали воспоминания о прошлых страданиях, если судить по тем письмам, которые она присылала Лорене. Хорошо еще, что она любила лошадей и держала табун, которым надо было заниматься.

— Если бы я потеряла троих детей, я бы сломалась, — продолжала Лорена. — Даже если бы я потеряла одного, и то бы не выдержала, наверное. А Клара лишилась троих, да еще мальчиков, и не сломалась. И все, что она делала для меня, она делала, преодолевая свое собственное горе.

— Я ничего не говорю плохого о Кларе, — стал оправдываться Пи Ай. — Если бы не она, мы могли бы не встретиться и у меня бы ничего этого не было. Я обязан Кларе и всегда буду благодарен ей. Я был гол как сокол. Она помогла мне встать на ноги. И я не из тех, кто забывает добро. Но точно так же мне помог капитан Калл. Теперь он попросил помощи у меня, а я взял и не поехал. Это неправильно, хотя я знаю, что, если бы я поехал, это было бы совсем неправильнее.

— Совсем неправильно, — поправила его Лорена.

Совершенно неожиданно и помимо ее воли из глаз Лорены хлынули слезы, слезы гнева и боли. Этим бедам из-за Калла никогда не будет конца! Во всяком случае, пока жив капитан, они не кончатся…

— Поезжай! — выкрикнула она. — Поезжай! Я хочу, чтобы ты поехал. Все равно ты не будешь принадлежать ни мне, ни детям, пока жив этот капитан. Поезжай! А если тебя убьют, то туда тебе и дорога!

Пи Ай ошарашенно смотрел на нее.

— Я не хочу ехать, — проговорил он. — И уже говорил тебе почему. Так же, как и капитану. Именно по той причине, что у меня семья, я и не хочу езжать.

— Не хочу ехать, — опять поправила его она.

Пи Ай был совершенно сбит с толку. Он видел ее слезы и гнев, но ведь не грамматическая ошибка была тому причиной.

— Я не поеду, — заявил он. — Я не поеду. И даже не хочу этого. Я просто переживаю из-за капитана. И не могу ничего поделать с собой.

Лорена повернулась и пошла в дом. Она устала от разговоров на эту тему и больше не сказала ему ни слова до своего отъезда в школу. Но печальный взгляд, которым он проводил ее с детьми, весь день не давал ей покоя. Вернувшись домой, она тут же поспешила а сарай, где он тщетно пытался выправить подкову. Пи Ай и в добрые-то времена не отличался большим умением обращаться с инструментами. Бывало, что даже Клэри удавалось отремонтировать то, перед чем пасовал он.

Но его вид с подковой в руках, которую он, похоже, совсем испортил, растрогал ее. Он не отличался сноровкой, да и хорошими физическими данными тоже. Удивительно, как он только выжил, побывав там, где физические данные имели такое большое значение. И тем не менее сам факт отсутствия у него достаточной ловкости там, где другие преуспевали, казался ей трогательным. И не только сейчас, а всегда. Пи Ай был мужчиной, за которого она могла что-то сделать, и он позволял ей делать это за него. Он воспринимал ее указания с благодарностью, тогда как большинство других, кому она пыталась давать указания, даже по самым мелким и незначительным вопросам, неизменно взвивались на дыбы и начинали злиться, а в некоторых случаях просто становились агрессивными. А вот в Пи Ае не было агрессивности. Он мягко уступал и всегда относился со вниманием, когда она или Клэри пытались показать ему, как надо выполнять какую-нибудь простую работу.